Три японских иероглифа, соединенные в одно слово, — 歌舞伎. Два первых являются словосочетанием «песня и танец» (кабу). Третий — «мастерство» (ки). А все вместе — кабуки, традиционный японский театр, соединивший в себе пение и музыку, танец и драму.
По сравнению с античным театром кабуки до неприличия молод — ему «всего» пятый век идет. Удивительно, но начало всему положила одна женщина — Окуни, служившая в святилище Идзумо Тайся близ Киото, хорошо знавшая народные песни и танцы. С 1603 года она сама начала танцевать: сначала в высохшем русле реки, затем на многолюдных улицах тогдашней столицы Японии. К ритуальным танцам добавились романтические и светские, появилась труппа, начались выступления на сцене. Высочайшего признания Окуни достигла, когда получила приглашение выступить перед самим императором и его двором.
С момента зарождения кабуки как театра все роли, в том числе и мужские, в нем исполнялись женщинами. Жизнь у актрис была развеселая, постановки в большинстве своем были грубыми, неприличными. А на дворе был суровый период Эдо и правление сёгуната Токугава. В конце концов, в 1629 году, защищая общественную нравственность, женщинам запретили выступать на сцене. Их заменили юноши, увы, не ставшие менее доступными для публики. Аморал и дебоши продолжались. Вторично терпение у сёгуната лопнуло в 1652 году. Со следующего года и по сей день все роли в кабуки играли и играют только зрелые мужчины. Произошло рождение утонченного вида театрального действа — яро-кабуки.
Государственные мужи были вынуждены вмешаться в репертуар кабуки и в третий раз. Надо сказать, их беспокойство было вполне оправдано. Самое знаменитое произведение Тикамацу Мондзаэмона «Самоубийство влюбленных на острове Небесных сетей», адаптированное для кабуки, вызвало к жизни целый отдельный жанр японских пьес — синдзю моно. Сила искусства была такова, что у жанра появилось множество подражателей, причем не на сцене, а в реальной жизни. Несчастные влюбленные пары сводили счеты с жизнью десятками. Наконец, в 1723 году сёгунат запретил постановку пьес синдзю моно.
Кабуки немало способствовал развитию музыкального искусства. Постановки театра сопровождались исполнением произведений на флейте, струнных и ударных инструментах. Игра на них, совершенствуясь, заинтересовала не только аристократов, но и простолюдинов во всех уголках Японии, что оказало большое влияние на распространение по стране культуры в целом.
По своему антуражу и устройству кабуки весьма отличается от привычных европейских театров. И не только исключительно актерами-мужчинами. Очень выразительны их лица, выбеленные рисовой мукой, на которой очень контрастно смотрится яркий грим. Посреди зрительного зала к сцене проложена длинная дорожка — «цветочная тропа»; по ней актеры выходят на сцену и покидают ее. Сцены меняются зачастую прямо во время спектакля, вращаясь, появляясь и исчезая во внезапно открывающихся люках. Все делается силами курого — специальных работников сцен, одетых во все черное и как бы невидимых для всех.
Период Реставрации Мэйдзи покончил с обособленностью Японии от остальной мировой цивилизации. Не стал исключением и театр кабуки. Это сложно представить, но на его сцене ставились адаптированные пьесы Вильяма Шекспира и Мигеля де Сервантеса, Александра Дюма и Антона Чехова…
Сегодня в кабуки играют несколько типов пьес: дзидай-моно («исторические» пьесы, созданные до периода Сэнгоку), куда входят также сцены из придворной жизни (отё-моно) и повествования о феодальных раздорах (оиэ-моно), сэва-моно (написанные после периода Сэнгоку «простонародные» произведения) и танцевально-драматические пьесы (сёсагото).
Особое место в кабуки занимает специфическое искусство гримирования кумадори. Чтобы нанести его на лицо по всем правилам, уходит немало времени и сил. Существует цветовое символическое разделение кумадори: красный (справедливость, страстность, смелость), синий (хладнокровие, злость, безнравственность), черный и коричневый (божественность, потусторонность).
До сих пор японцы верят в то, что актер кабуки, находясь в образе, приобретает сверхъестественные силы и становится подобен божеству. Поэтому родители приводят в кабуки своих детей, а после представления подходят к актеру и просят его посмотреть в лицо ребенку. Для маленького японца это считается добрым знаком.
